Для Вашего удобства мы используем файлы cookie
OK
«Как один день»
Дневники
Учителя наши, которым мы достались в начале пятидесятых годов (я поступил в Полиграфический институт в 1951 году) за уцелевшую жизнь набоялись-настрадались и представить страшно.
Поигравшие в ОСТы-бубновые валеты, манифесты и лозунги в начале революции, дальше они были вынуждены урываться и таиться от хамеющих соцреалистов — завистников и неумех, демагогов, да и просто сволочей.
Наш Полиграфический, угородившийся историей и культурой книги — легальной и признанной властью нишей в изобразительном искусстве, тихо выстраивал судьбу учеников своих на недолгих пять лет с минимальными умениями и амбициями.
«Мы учим вас вкусу, а мастерство — это на всю остальную жизнь». Научиться чему-либо было невозможно — количество часов и работ в семестр было попросту символическим. Хотя может быть и была в этом изощрённая и тайная правда — жажда недоданного с годами родила заметную плеяду мастеров оформления и иллюстрирования книги, а среди погромыхивающего постсоветского искусства на площадках России и мира в конце ХХ-начале ХХI вв. немало имен нашей «Alma mater».
Не мне судить, да и не сейчас. Когда-нибудь время и история расставит всё по полкам, всем посмертно навесят по серьгам, и нечаянно дожившие старики будут вспоминать смутные небылицы.
Одним из важных для меня уроков тех далёких лет был длинный разговор с Андреем Гончаровым, с симпатией относившимся к моим бродяжничествам по горам и весям.
Он, перебирая мои путевые почеркухи, наставлял меня дневниковому отношению в постоянных переменах видимого и даже подарил редкую книжку — дневники Н. Н. Куприянова — отважные наброски с текстами вкось и вкривь — факсимильно изданное откровение.
Таскал я её, книжку эту, всю жизнь. Истрепанная и любимая она и сейчас на виду и в пригляде.
Но важнее памятного подарка — привычка с тех, пятидесятилетней давности, пор — рисовать везде и всегда, всех и всё на чем и чем подвернется. Выбрать из этого сонмища трудность трудная — всё памятно, всем хочется похвастаться…
Ну и дальше по списку судьбы. Чудится мне, что это отдельная ипостась в том разнообразии ремёсел, которые напозволял я себе за длинную-длинную жизнь.
Оглянувшись, затихаешь от прожито-пройденного. За каждой почеркушкой дневников в памяти высвечиваются страны и пространства, судьбы и приключения, печали и ликования.
Кланяюсь Учителям моим до земли за свидание с обещанной радостью!
Поигравшие в ОСТы-бубновые валеты, манифесты и лозунги в начале революции, дальше они были вынуждены урываться и таиться от хамеющих соцреалистов — завистников и неумех, демагогов, да и просто сволочей.
Наш Полиграфический, угородившийся историей и культурой книги — легальной и признанной властью нишей в изобразительном искусстве, тихо выстраивал судьбу учеников своих на недолгих пять лет с минимальными умениями и амбициями.
«Мы учим вас вкусу, а мастерство — это на всю остальную жизнь». Научиться чему-либо было невозможно — количество часов и работ в семестр было попросту символическим. Хотя может быть и была в этом изощрённая и тайная правда — жажда недоданного с годами родила заметную плеяду мастеров оформления и иллюстрирования книги, а среди погромыхивающего постсоветского искусства на площадках России и мира в конце ХХ-начале ХХI вв. немало имен нашей «Alma mater».
Не мне судить, да и не сейчас. Когда-нибудь время и история расставит всё по полкам, всем посмертно навесят по серьгам, и нечаянно дожившие старики будут вспоминать смутные небылицы.
Одним из важных для меня уроков тех далёких лет был длинный разговор с Андреем Гончаровым, с симпатией относившимся к моим бродяжничествам по горам и весям.
Он, перебирая мои путевые почеркухи, наставлял меня дневниковому отношению в постоянных переменах видимого и даже подарил редкую книжку — дневники Н. Н. Куприянова — отважные наброски с текстами вкось и вкривь — факсимильно изданное откровение.
Таскал я её, книжку эту, всю жизнь. Истрепанная и любимая она и сейчас на виду и в пригляде.
Но важнее памятного подарка — привычка с тех, пятидесятилетней давности, пор — рисовать везде и всегда, всех и всё на чем и чем подвернется. Выбрать из этого сонмища трудность трудная — всё памятно, всем хочется похвастаться…
Ну и дальше по списку судьбы. Чудится мне, что это отдельная ипостась в том разнообразии ремёсел, которые напозволял я себе за длинную-длинную жизнь.
Оглянувшись, затихаешь от прожито-пройденного. За каждой почеркушкой дневников в памяти высвечиваются страны и пространства, судьбы и приключения, печали и ликования.
Кланяюсь Учителям моим до земли за свидание с обещанной радостью!
Демонстрация 7 ноября 1952 года.
Слева-направо: Дмитрий Мухин, Евгений Викторов, Иван Чекмазов, Андрей Гончаров, Михаил Салтыков, Глеб Горощенко, Эдуард Рогов.
Слева-направо: Дмитрий Мухин, Евгений Викторов, Иван Чекмазов, Андрей Гончаров, Михаил Салтыков, Глеб Горощенко, Эдуард Рогов.
«Конечно, человек живуч бесконечно, и, в искусстве, чем исковерканней корень, тем красивей, но сколько раковин я ещё обнаружу в странной коряге самого себя?»
Из дневника
Из дневника
Ферганская долина. Узбекистан.
2006 г.
2006 г.
Конец 1950-х годов.
Аральское море, Средняя Азия
Аральское море, Средняя Азия
Арктика. Остров Диксон и «летуны».
1964 г.
1964 г.
Зима в Славске.
Карпаты.
1972 г.
Карпаты.
1972 г.
Хижина на леднике.
Кавказ.
1973 г.
Кавказ.
1973 г.
Обед в хижине на леднике Алибек.
1973 г.
1973 г.
Абхазия.
1965 г.
1965 г.
Турецкий отель.
Прага. 1995 г.
Рыба к завтраку. Прибалтика.
В ресторане с Т.В. Германия.
1983 г.
1983 г.
Хельсинки.
1993 г.
1993 г.
Марк Лубоцкий утром на кухне. Гамбург. 1985 г.
Люся в Малеевке.
1965 г.
1965 г.
Дима Громан.
1974 г.
1974 г.
Лёха в весенних шляниях.
Надя на Кутузовке.
1995 г.
1995 г.
Б.Жутовский и О.Комов в Боткинской больнице.
1975 г.
1975 г.
Славск. Карпаты.
1972
1972
