Геннадий Воронов

открывшейся дырой

в проржавевшем железном занавесе хлынул к нам в страну поток любопытных. Кого только не набежало!
С двумя из них, молодыми американцами, наивными и любопытными, я и отправился однажды на дачу к Г. И. Воронову, бывшему председателю Совмина РСФСР.
Американцы задавали детские вопросы. Хозяин терпеливо отвечал.
Пожилой, плохо видящий, прибранный человек вежливо и подробно выстраивал легенду своей непорочности и состоятельности, где виновником его неудач было высшее руководство. Самодуристое и своенравное. Но никак не он.
Хрущёв мне как-то говорит: «А как там у тебя с овечьим окотом и поголовьем?»
(Он в то время отвечал за сельское хозяйство в Оренбуржье и непременно хотел показать свой профессионализм и его, Хрущёва, невежество.)
«Почему они у тебя только один раз в год котятся?»
Я ему: «Н.С., по два раза окот бывает только у австралийских мериносов, а европейские породы только раз в году это делают».
«Ну, это ты врёшь, я вот у Дарьи спрошу», — и отвернулся.
А Дарья эта была простая горластая и нахрапистая сельская тётка, заправлявшая колхозом где-то в Сибири, и полюбившаяся Н.С. в его многочисленных «разговорах по душам с народом».
Она выслушала Генерального секретаря и закричала в ответ:
«Да, ты чо, Никита Сергеевич, у нас что бабы, что овцы — в год по разу простаются!»
Через пару месяцев, на пленуме в Москве Никита Сергеевич подошёл ко мне.
«Не врёшь ты, Воронов, правда овцы по разу в год котятся».

Его острый носик, узкие, едва различимые губы и в прищур слепнущие глаза за толстыми стёклами очков — пауза.

Продолжает.
«Я уже предсовмина РСФСР был. При Брежневе. Отдыхал он. В Сочи.
Я полетел к нему с докладом.
Прилетели.
Он в море с охранником купается.
Мы тоже с моим в воду полезли.
Вылезли. Леонид Ильич говорит: «В домино сыграем?»
Сели. Вчетвером. Мой-то охранник не сообразил, всерьёз взялся. Ну мы их и обыграли.
«Да, — опечалился Генсек, — забил ты мне козла. Слушай, а как у тебя с козьим поголовьем в Оренбуржье?»
«Да, никак, — говорю, Л.И., порезали стада на мясо. Козьего пуха ждать неоткуда»
«А обедать будешь?»
«Нет, — опять говорю, — мы полетим, дел много».
«Тогда Гальку захвати в Москву, ей надо».
Я её в задний салон поместил, а свой, передний, попросил охрану запереть.
Она баба разная была, мало ли что!»

Как-то они, дожившие, стали наперегонки рты раскрывать. И всегда рассказчики были мудры и правы, а остальные нет.
Ну что могли молодые американцы в этом понять?