Впервые я попал в Таллинн с Юло. Мне повезло. Я сразу оказался своим в этой крошечной гордой стране. Только теперь, после развала державы, когда горе и обиду стало можно без боязни выплёскивать прилюдно, начало потихоньку добираться до сознания думающих, как же мы, русские, нагадили множеству народов.
В один из вечеров к нам пришел худой, с длинными мытыми волосами, вежливый мальчик. Он принес пачку изысканных рисунков, где пластика чёрно-белых абстракций выстреливала в точках наибольшего напряжения знаками карточной колоды.
За десятилетия последующих свиданий Тынес каждый раз поражал новой одержимостью глубоких ученых исследований — то это были единства орнамента индийского востока и эстонского народного искусства, то ледяная прелесть женского тела в бархате черного пространства, то геометрия пятна, линии и пунктира. И всё это было изысканно и точно, тщательно и артистично. И всё — только черно-белое.
Теперь он академик. Почтенный профессор и гуру для огромного отряда молодого эстонского искусства.
В юности жилище Тынеса было белым с черной мебелью. Теперь его дом-мастерская сплошь чёрная. Белые только — по-прежнему длинные — пряди седых волос.
И спит он днём. В гости к нему начинают ходить с десяти вечера.
Да, ещё чуть не забыл — семейство Винтов многочисленно, и все они — художники. Братья, сёстры, их мужья, жены и дети — все. Я их про себя называю «шурупчики»…