Сейчас пять часов утра. Волей обстоятельств я стою на балконе двадцать третьего этажа символического здания нашего, сегодняшнего времени — Онкологического центра страны.
Начало лета. Зелень города ещё яркая, и с высоты видно, что она занимает большие пространства моего несметного мегаполиса. Моей Родины.
Я в седьмом поколении москвич, и оглядываясь на прожитое, радуюсь.
Радуюсь тому, что уцелел.
А иначе скучно. Человеку надо чему-то обязательно радоваться.

Ранним утром друзу города охлёстывает свет восхода, слепя отражением излучины Москвы-реки. Вертикаль истории — Коломенская церковка ничуть не смущается дальними трубами разных ТЭЦ, распускающими по ветру дрянь жизнеобеспечения.
Никогда еще мне не приходилось с такой высоты оглядывать громаду моего города. Ах, вон ты какой! Ах, вон тебя сколько! И то, что по отдельным вертикалям (сталинские высотки) я узнаю, где живут друзья, и где прошли куски прожитого, совсем не смиряет восторга причастности и СО-временности.

Радуюсь тому, что уцелел, потому что совсем подо мной плавной дугой, оттолкнувшись от Каширского шоссе, уходит в город проспект Андропова.
Здесь же, где-то в зелени деревьев утонул домик Петра I, а в окрестностях Коломенского храма попрятывался Иван Грозный, копя будущую «любовь» к своим подданным.
Трёх имен хватит, чтобы история нескольких столетий родины моей всплыла знанием и зашевелилась в памяти…

Ещё два имени не дают покоя.
Питер Брейгель с картиной «Гибель Икара», где по земле ходит пахарь, по воде плывёт корабль, в небе кружатся птицы, а у скалы в правом углу картины всплеск волны и маленькая ножка дерзкого Икара, никем не замеченного и рухнувшего на века в воду — историю Человечества. Такого. Равнодушного, занятого существованием, повседневными делами и заботами.
Собой. Каждый собой…

И Воланд из романа «Мастер и Маргарита», перед отлётом в никуда смотрящий с Воробьёвых гор, тогдашней самой высоты города. Воланд, говорящий спутникам, что «люди, как люди, только квартирный вопрос их испортил».
Радуюсь тому, что уцелел, потому что живу уже при десятом императоре на Руси — и ещё жив.

Смотрю на просыпающийся город.
На набухающие пробки машин. На маленьких человечков с длинными тенями, спешащих к метро. На поливалки улиц. На козявки-вертолёты, ползущие по огромному небосводу. На перистые облака, сулящие перемену погоды.
На стрижей, свивших гнезда над моей головой, под верхним карнизом Онкоцентра, огромного здания — символа очередной попытки справиться с испытанием, посылаемым Человечеству — Природой.

Бедные сограждане корят богатого за дорогие игрушки, которые он покупает за свои деньги. Но, оказывается, заработал он их неверно, ибо законы, ими, бедными, придуманные, оказались несовершенны.
И всем хочется, чтобы всё поровну. И не по усилиям, а так, потому что родились.

А тем временем на шарике разгорается третья мировая война. Не такая, как прежде. Не шашками наголо, танками и самолётиками. И не бомбами Хиросимы и Нагасаки. А насилием уверенности, что Аллах правее Христа, да и Будды.
Мировая, потому что без границ.
Вечером, когда в сумерках улиц у светофоров роятся красные огоньки убегающих за город автомобилей, я смотрю с высоты Онкоцентра, откуда многие мои современники не смогут выйти уже никогда.

Я радуюсь.
Радуюсь тому, что я живой, вижу, думаю, вспоминаю.
В родном городе, с многолетне любимыми вокруг.
Давно и спокойно горжусь и весело счастлив.
Пока.