«Как один день»
Дедя
Он учил Любви.
Нет, не учил. Сам любил, и рядом с ним по-другому было нельзя. Показывая этюды, он гладил деревья, рассказывал как «лежит» вода или заваливается небосвод. Счастливый, собирал в папки рисуночки, акварели — все неумеки своих учеников, которые роились вокруг него, как кутята, радостные его Любовью. Учитель — это не тот человек, который тебя чему-то учит. Это тот человек, который помогает тебе стать самим собой.
Теперь, вспоминая его всё чаще и чаще, я понимаю, что это был Главный Учитель в моём ремесле и жизни, учивший любить цвет, линию, пространство, деревья, небосвод — всё на чём остановился глаз и что захотелось оставить.
Нежно укладывать это на бумагу или холст. Знать и помнить, что Искусство — это и видеть, и суметь. И это две разницы, два умения, два счастья.
И что надо хвалить. И что надо дарить. И любить.
Великий Человеческий Учитель.
Прожил он на свете девяносто пять лет.
Долгие годы мы переписывались, и в 2005 году в память Деди я издал книгу его писем ко мне. Очень хорошая получилась книжка. Вот выдержки из этих писем.

«…Голубчик Боря, письмо твое с массой вопросов я получил и получил искреннее удовольствие. Вот это по моему: есть над чем подумать и поработать, все по новому и все по товарищески… Спасибо за доверие.
А у меня, действительно была мысль, что своим «вмешательством» в вашу живопись, я могу сбить вас с правильного пути…
Но оказывается, вы идете ощупью. Ну, берегитесь! Ага, испугались! Не бойтесь, я только пугаю, и ничего нет страшного
В следующий же раз мы засядем за разбор работ и их обсуждение, а потом наметим тему для следующей работы. И так будем делать с каждым этюдом. А самое главное надо будет усилить работу с натуры.
К следующему разу я приготовлю посмотреть кое-что из акварельных работ других «личностей». Такое «рассматривание», по-моему, очень полезно.
Когда перед глазами у каждого будет стоять чья-то акварель во всех отношениях «стоющая», то легче будет видеть, чего добиваться, как делать, но делать по своему.
По пути я уже я составил план организации первого нашего с вами этюда.
Отошлю письмо и примусь собирать материал к нашей первой встрече, после вот этого письма.
Со всем остальным я вполне согласен и обо всем поговорим.
Теперь о ваших темах. Приезжайте, я на этой неделе буду дома, материал найдем тоже.
Ребятушки, какие я этюды начал делать. Ведь весна на дворе и солнышко.
Это, ведь, как говорят умные люди: «вещь». И вот при помощи этой-то вещи я и начал.
Приедете, увидите!
Все и всем шлем приветы.
Ваш Архангельский.»

«Дорогой мой Борька, бурный ты мой Саянский поток!
Хочу написать тебе опять «деловое» письмо. Прости, что так приходится, но это надо, надо…
Напишу, потому что я и сам в твою пору делал то же самое, т. е. сильно и широко «разбрасывался». Скоро я понял свою ошибку и сильно сократил свою работу, и не по усилиям и количеству времени, а только по разделам.
Оставил себе методику рисования и живопись (сначала акварель, потом «масло», и опять акварель). И результаты ты видишь: гора «методик»
(и мальчишки) и куча акварелей, кроме того постоянная насыщенность переживаниями и моментами вдохновения…
Вот этого-то я желаю и тебе. Начнем с того, что ты имеешь в своих руках: ты художественный редактор, и это я считаю основным. Ты этому учился, многое слышал, сидел, разбирался. У тебя есть вкус к этому делу, выдумка и т. д.
Потом: ты отличный фотограф-художник. Твои работы в этой области притягательны, убедительны, познавательны, полны настроения.
Ты обладаешь еще редким даром — карикатурой. Это ты средка можешь использовать в области дружеских шаржей, и это, конечно, не главное и редкое занятие.
Акварель и рисунок у тебя, я буду говорить откровенно и прямо — это так надо — у тебя еще не на той высоте, чтобы ты мог выступать с ними, скажем, на выставках, но это в твоих руках, такая драгоценность: умение и желание видеть окружающее в красках, что это надо беречь для души и для постоянного вдохновения и моментов отдыха.
Поэтому я так думаю: кроме твоей работы, где ты гражданин своей Родины и делаешь, как подсказывает тебе твоя совесть, а дальше во всю ширь и мощь — фото. В живописи, в акварели замкнись, работай, как Куинджи, в тиши, в лесу, на речке, в овраге, в горах, в пути и ты найдешь радость светлую и постоянную. Не показывай никому свои этюды (кроме меня, конечно. Видишь, как я забочусь о себе) и брось все формалины в помойку.
Смотри работы чужие, это надо. Кистью рисуй. Один мотив повторяй по нескольку раз. Мазки интересные не повторяй и не замазывай. К одному и тому же месту в природе возвращайся чаще и ты увидишь всегда новое и интересное. Этюды делай не особенно большие и старайся делать их ближе к натуре и законченнее.
Приступая к этюду выбирай самое яркое или контрастное место и с него начинай.
Определяй 3−4 основных тона и их придерживайся.
Небо надо делать мягче, а для этого надо сравнивать его с массой земли, словом, всего остального.
Надо избегать однообразия в этюдах, не надо вспоминать при работе над этюдом прежние свои или чьи-либо работы, а только «жадно» смотреть и точнее передавать, что видишь.
Долго выбирать сюжет не стоит, глаза «разбегутся» и интерес пропадет.
Трудных сюжетов не бойся, пока с ним возишься, особенно, если не удается, то многое приобретешь в приемах. И в связи с такими случаями «гневаться» на себя и на этюды не следует, я хочу сказать, что «драть» их там на природе избегай. Сделать это никогда не поздно…
Дорогой Борис, ты нас очень порадовал своим письмом. Чувствуется,
какая-то твердость в поступи и желаниях. Это здорово и надо так.
То, что ты рисуешь — это совершенно необходимо: чем больше будет в твоих руках техники и чем больше накопишь набросков, наблюдений и многое запомнишь, тем легче потом тебе будет справляться с иллюстрациями.
Верно, ведь?
Тебе, наверно, хочется знать чем я сейчас занят?
Было несколько «неэтюдных» дней, ветренных и дождливых и я засел опять за «ребят». Переделываю или вернее доделываю свое сообщение о них.
Снова поднял весь материал по студии. А ты знаешь сколько его у меня и какой?
Еще и еще раз убеждаюсь в том, что всегда надо работать от всего сердца, честно всегда и неутомимо. И еще. Никогда не следует надеяться на свою память, а все, все записывать, хотя бы коротенько.
Сижу, перечитываю материалы, рассматриваю этюды ребят, ясно все вижу, как въявь, и словно молодею.
Пишу понемногу, иногда просто по 1−2 строчки. Но все пока в виде конспекта, со вставками записей того времени.
Я не жалею, что всю лучшую часть своего времени и сил отдал работе с ребятами и не поддался уговорам, скажем, того же Пластова, который всегда удивлялся моему «терпению» и увлечению преподаванием и звал работать в живописи. И я считаю, что я прав: что-то сделал для ребят, а живопись моя осталась у меня в руках. Вот.
Шлю тебе рисунки Пластова. Ими особенно не хвались, не бросай бисер… Целую тебя и жду сюда. Дедя.»

«Дорогой мой, Борис, прочитали мы с Бабой твое письмо.
Оно вспыхнуло, как молний…
Хорошо, очень хорошо!
Хорошо, что начинаешь успокаиваться и укреплять свой характер.
Это очень и очень пригождается. Впереди еще много всего может встретиться на пути и вот тогда-то и пригодится закалка характера.
Смотри, какой я философ. Просто Сократ!
Борис, дорогой мой, в последние дни стояли все время серые и скучные.
До того нудные, что мне даже не хотелось писать, меня это, признаться, стало тревожить. Но стоило только появиться солнышку, как это было позавчера и вчера, как меня потянуло в лес. И вот я снова в лесу, в окружении сказочной красоты, силы, света и какой-то целительной тишины…
Было, между прочим, очень холодно, дул сильный, холодный, противный ветер. По своей давней привычке я искал мотив недолго.
Приглянулась освещенная площадка, с тропой на зрителя (тропа яркая, яркая, представь себе, а полянка нежно-розового налета), вдали сосняк весь в свету (с красивейшими пятнами теней), а еще дальше лес зеленовато-розового цвета, небо ясное.
Я быстро взялся за дело и хорошенько прорисовал всю панораму и долго определял основные цвета и наконец тронулся «в обратный путь».
Далее, не откладывая дела в дальний ящик, это тоже мое всегдашнее правило, «тяпнул» этюд красками.
И ура, ура, кажется удалось передать яркость весеннего дня и передать, по-моему, близко к натуре, а главное выразить свою радость и бодрость проснувшегося после долгой и скучной зимы человека.
Вчера повторилось путешествие в лес, и праздник восхищения повторился.
Сюжет такой: просека, солнце светит прямо «в лоб». Вдали узорная стена темного леса, а на его фоне золотисто-зеленые сосны и совсем яркие сосенки внизу. Тени синие с фиолетовым оттенком, снег на просеке розоватый, а там у темного леса чисто белый. Такие мотивы для меня всегда заманчивы, хотя и «здорово» трудные.
И вот я опять на «этюдах».
Борис, голубчик мой, наконец осень наступила настоящая с тучами, ветрами,
с трепещущими последними листочками. И я потерял покой…
Если перестает дождь, то я немедленно ухожу на этюды. И представь себе:
я эту последнюю пору осени решил писать гуашью. Не бранись и не ворчи.
Есть удачи. Хочется скорее тебя увидеть у нас и вместе «посмаковать» новинки…»

Книгу я презентовал на выставке акварелей Деди, подготовленной и открытой мной в галерее «Романов». Выставка тоже получилась доброй и красивой.
В картине гуашь Деди его любимая река Пехорка ранней весной,
две фото-контрольки и лоскутки его писем.
Письма Борис Жутовский издал
отдельной книгой в 2005 году,
когда Деде исполнилось
бы 120 лет.
Презентация книги
«Дорогой мой Борька»
в галерее «Романов».
Борис и Дедя в Родниках.
Фото 1953 года.
Д.Архангельский.
«СИМБИРСК. ОСЕНЬ».
1911.
Бумага, акварель.
25х34

Д.Архангельский.
«ЗИМА НА ВОЛГЕ».
1966.
Бумага, акварель.
9х14,5
На обороте: «Люсеньке на добрую память. 1966»
Д.Архангельский.
«ИНЖЕНЕРЫ ПРИЕХАЛИ И ПЬЮТ ЧАЙ».
1958.
Бумага, акварель.
25х39
Made on
Tilda