«Как один день»

Отец

«29.VII.31. Сегодня получила предложение официальное от Жутовского. Ещё подумаю, больше писать не буду».
Последняя запись в мамкином дневнике «Почему я некрасивая?».

Поскольку предложение было принято, на свет появился я.
Первые годы мы жили на Подвесках. Теперь это Сущёвская улица. На месте двора — большого, травяного, с огромным камнем посередине, — теперь метро Новослободская; домик ещё лет двадцать назад стоял, сейчас же новое и блестящее не оставило и следа. Разве что храм Преподобного Пимена, в котором по семейной легенде няня Феклуша меня тайно крестила. Феклуша была тихой напуганной крестьянкой из-под Саратова. В их деревне от голода соседка съела дочку. Страх пригнал Феклушу в столицу, и она притулилась у нас.
Жили мы в комнате с земляным полом. Ещё была соседка с сыном, которая временами клала нам мыло в суп. Для устройства взаимоотношений.

Отец мой, Иосиф Жутовский, был инженером. Специалистом по авиационным компасам. Работал на авиазаводе Яковлева, там же, где и мой дедушка, и мамка, и дядя Витя Запорожцев — дедушкин кум. Про него и сына его Толю — отдельная картинка.
Отца я не помню, он погиб в авиакатастрофе 18 мая 1938 года, когда мне было чуть больше пяти лет, половину из которых он пропутешествовал по миру. Это шило непоседливости досталось по наследству и мне.
В 1935 году его послали в Америку — подглядывать и воровать секреты. Мамка пересказывала, что увиденное записывали украдкой на крахмальных манжетах.
Добирались туда длинно. Сначала поездом — до Бремена. Оттуда, уже на большом пароходе «Albert Ballin», с заходом в Гамбург, отплывали в Америку.
В картине — почтовая открытка со штемпелем Гамбурга и датой 12 мая 1935 года, где отец пишет маме, что «…приглядел тебе юбочку, а Борьке — велосипедик, на обратном пути куплю…».
Май 1935 года в Германии. Жгут книги, рушат синагоги. Нацизм в свастике и факелах расправляется со своей страной… Дым и горе.
А он — юбочку и велосипедик.

От той поездки остались три открытки, письмо, несколько фотографий и часы, золотые, фирмы «Элжин», подаренные по легенде Генри Фордом старшим. Они и сейчас капризно ходят, по ночам светясь фосфорным циферблатом.

После возвращения из Америки отец получил квартиру. По тем, да и много позжим, временам неслыханная роскошь. Правда, далеко, на окраине. Ещё после войны мы продолжали говорить во дворе: «В Москву поедешь?».
Теперь это самое дорогое место в столице — Кутузовский проспект. И я сижу в тех же стенах вот уже 70 лет и пишу эти строки, только что вернувшись из Америки, через 70 лет после того, как там побывал отец.

Квартира была роскошной! После земляного пола и мыла в суп! Привёз ли велосипедик — не помню, но отрезы габардина спасали нас от голода в войну, в эвакуации в городе Рассказово под Тамбовом.
Видно поездка в Америку была удачной. В скудной пачечке бумажек, оставшихся от отца, два пропуска на совещания в Кремль. Пропуска подписаны комиссаром Госбезопасности Дагиным и комендантом Кремля Ткалуном. Оба вскоре были расстреляны. Это я много позже узнал.
Уже сильно разгулявшиеся большевики к тому времени загнали страну в лагеря и могилы, прикрывая разбой грохотом строительства метро и Днепрогэса, Беломорканала и Магнитки. Этой же цели служили отважные папанинцы на Северном полюсе и героические челюскинцы с бородатым Отто Юльевичем Шмидтом.
Лётчик — по тем временам самая популярная профессия в стране. Чкалов, Байдуков, Беляков. Первые герои Советского Союза, вывозившие челюскинцев с ломающихся льдин.
И тут незадача — пропал отважный Леваневский. В одиночку решил перелететь в Америку через Северный полюс — и пропал. И страна кинулась искать Леваневского.
В конце лета 1937 года самолёт с поисковой экспедицией отправился на остров Рудольфа в архипелаге Земля Франца Иосифа. Арктика. На носу осень, полярная ночь. Какие поиски?
Много лет спустя, в 2002 году, мой дружок, Олег Попцов, в то время директор компании ТВЦ, сделал мне подарок — пять фильмов «Москва Бориса Жутовского». И режиссёр фильма разыскала в киноархиве ленту «Новостей дня» с отлетом экспедиции в Арктику. Там я увидел впервые живого моего отца. Худой, в лётном шлеме, с папиросой во рту.
Самолёт был из гофрированного алюминия, четырёхмоторный. На застеклённом колпаке кабины пилотов — портреты Ленина и Сталина, а снаружи градусник, какие до недавнего времени прибивали за окнами квартир.
Вот так мы повидались через шестьдесят с лишним лет.

Чего уж они там в темноте делали-искали, одному Богу известно, но весной 1938 года, в мае отправились в обратный путь. Полёт был с посадками: ЗФИ — Диксон — Амдерма — Архангельск — Москва.
Когда в 1964 году я полетел в Арктику проведать места последних месяцев жизни отца, маршрут был таким же.

В Архангельске они отмякли. На утро — Москва. Красная площадь, грохот наград, ликование города и страны. А может и страх — посадки были у всех на слуху, на виду — реальность каждодневья.
А у отца за спиной — Америка.
Грех говорить, но гибель почти наверняка спасла его от мук и страданий ГУЛАГа.
Отмякнув, выпили, погалдели, дали последние телеграммы.

ПРИВЕТ АРХАНГЕЛЬСКА ПРЕДПОЛАГАЮ МОСКВЕ ВОСЕМНАДЦАТОГО ДЕВЯТНАДЦАТОГО ЖЕЛАТЕЛЬНО ВИДЕТЬ БОРИСЕНКА АЭРОДРОМЕ ПОКАЗАТЬ САМОЛЕТ СВЯЖИСЬ СЕВМОРПУТЬ ЕНЯ

Май. Только-только набрякло половодье. Аэродром на берегу Северной Двины отгорожен от воды земляной дамбой. При взлете летчики заспорили, кому рулить последний торжественный этап. Оба были знамениты — Бабушкин и Машковский. Пока препирались, самолет, не набрав высоты, задел шасси дамбу. Пробило бензобак и самолет загорелся. И его посадили на воду. Ударом о рулевое управление был убит Бабушкин. Отец, стоя в дверях, выгонял экспедицию в воду — плыть к берегу. Задний отсек заклинило, и врач экспедиции Россельс пытался вызволить бортмеханика Гурского. Внезапно самолет пошел ко дну.

Красная площадь была.
Но позже. С урнами и траурной музыкой.

Так в 28 лет мамка стала вдовой.
Я — сыном героя — с пенсией в 300 рублей до совершеннолетия.

1934 г.

1934 г.

Часы отца, золотые, фирмы «Elgin»,
утонули вместе с ним
18-го мая 1938-го года
в весеннем паводке Северной Двины.
И были отданы нам водолазами.