Я её люблю.
И чем дальше, тем больше. И берегу с нежностью до края гортани.
С её появлением дом на Кутузовке зацвёл. Никогда, на протяжении семидесяти лет, в нём не приживалось ни одно растение. Ни пальмы, ни кактусы, ни фикусы не хотели жить в этом светлом, об семи окнах, доме. Правда, надо сознаться, что из поживших в нём людей ни у кого не было «зелёной руки». При Надюшке всё заросло.
Подобранный на помойке изуродованный фикус, переждав для приличия, выторчил новые глянцевые листья из середины сломанного ствола.
Из шишки ливанского кедра, привезённой десять лет назад из Израиля, выпало несколько чёрненьких семечек. Надюшка бросила их в землю, и из горшочка заторчал игольчатыми лепестками ей навстречу маленький кедр.
Каштаны, собранные во дворе, перепутали всё на свете, выкидывая листочки в зимнее небо и нехотя вяня к лету. А из принесенного ею яйца, залитого водой, вдруг вылез четырёхметровый ус с редкими зелёными трилистниками.
На всех подоконниках, вытягивая мордочки к свету, буйствует зелень всех оттенков, хвалясь друг перед другом здоровьем и силой.
То же самое случилось и со мной. Собравшись было в последнюю дорогу, печально перебирая архивы и наследие, с её появлением я ожил. Вдруг зашевелились идеи — давно отложенные и полузабытые, из той, давней поры, и — новые. Широкая, плотная, упругая благодать выпрямилась внутри и, проснувшись, стала вытарчивать ростки ясного уменья из разных углов ствола, как у того беспризорного фикуса. Голова и рука (левая, левая!) слились в единый умелый, бесшабашный, небывало точный механизм получаемости. Только ограниченность площади мастерской сдерживает этот гон. Ну и технологические разности: ремесло требует времени и терпения. Великолепные вариации робких раньших идей переполняют голову и папку задумок и полная ясность, как и что!
Отрываться на что-то другое — печаль. И она, моя Муза Львовна, спокойно, грамотно и споро решает заскорузлости бытовых обязательств, раздвигая горизонты вдруг оживших желаний.
Вдруг (ах, это прелестное «вдруг»!) карандаш, акварель, масло, лак, золото, грунты, линия, цвет, пространство налились жизнью и толкаются у пальцев левой руки, пытаясь пролезть без очереди на поверхность состоявшести.
Такого счастья умения и уверенности не упомню в своей жизни. И ясности главного. И нетерпения результата. И радости СО-чувствия.
Когда-то Надя принесла толстенькую кругляшку и сунула её в горшок с землей. И долго-долго ничего не появлялось. Мы даже взяли горшок с собой в путешествие, и он стоял в сосновом бору, чуть высунув темный пальчик над поверхностью земли. И вдруг в одну ночь выхлестнул сантиметров на тридцать, разбросав крону резных сочных листьев.
Вот так и я с её появлением в моей жизни сперва недоверчиво подождал, настороженный прошлыми печалями ожиданий, а потом заторчал почти усохшими умениями во все мыслимые стороны!
Уже не первый год этот дивный гон сводит мне лопатки, и даже стойкая до недавних пор жажда путешествий вянет перед желанием творить предназначения и нежно беречь дыхание и прелесть моей судьбы.
Ну, согласитесь же, господа, придержав зависть, это ли не счастье?!