Александр Блискунов

оенный бомбардировщик

развернулся и тихо покатил к взлётной полосе. Залитый по грудь в гипс, я приподнял голову и увидел в иллюминатор Саню. Он сидел на краю взлётной полосы, тёр глаза и помахивал ладошкой, прощаясь.
Более полугода пролежал я в его больнице.
Погибла Люся, моя жена. Весь переломанный, я медленно срастался. По ночам под открытыми окнами грохотали дверцы скорых помощей. За душное симферопольское лето в палате поменялись тридцать с лишком хворых.
Мамка в выгоревшем на солнце платьишке каждый день в 5 часов приносила супчик.
Саня, доктор, был невероятен. Он таскал книги, работу из издательства, и мы с ним рисовали дурацкие иллюстрации.
В дежурства по ночам рассказывал мне про свою жизнь и страсть.
Жизнь одарила его многим. Он умел рисовать — от Бога, умел чертить — от техникума, умел и хотел лечить — от страсти.
Позже, когда он приехал в Москву, я увидел это воочию.
Тогда это показалось чудом.
Он придумал, начертил, и по изворотливым одолжениям состроил удивительный аппарат по удлинению человечьего бедра.
Гремевшая в то время Илизаровская система была позавчерашним днём, по сравнению с Саниными идеями.
И вскоре он зажил у меня, к тому времени поменявшему гипс на палку.
За год он состроил восемь новых судеб.
Солдату, расстрелянному в Афганистане опойным сержантом — четырнадцать сантиметров бедра. Осетинской девочке Пати с родовым вывихом бедра — десять. Полиомиелитному принцу из Африки — двенадцать. Умному карлику он сделал сразу оба бедра, вырастив его со 130 до 146 сантиметров росту.
Он был неистов в своей страсти.
И не хотел никуда ехать, хотя мир травматологии рвал его на части. Немцы, французы, американцы сулили ему златые горы, но он почему-то держался этой земли, скудной, неблагодарной, завистливой, но родной. Итальянцы начали строить ему центр. Жена ушла, мама умерла, дочка удрала в Израиль.
А он лечил.
Бандитов, изуродованных в разборках, детей, траченных при родах, солдат, искорёженных войной.
Когда вдруг появлялся, часами, тараща огромные серые глаза, рассказывал не переставая. Уже он мог растить голень, предплечья, пальцы, крошечные культи ампутированных ног.
Как жалко, что мы осиротели. Мы, кто его любил и кто ждал очереди к нему за счастьем быть здоровым.

«Блискунов Александр Иванович».
1986 г.
Чёрный карандаш.
76,5х57