Миша Деза

го ко мне Игорь Губерман привёл.

Поэт — поэта. Красив. И портрет получился интересный, за что и нравится. Чего греха таить — не всегда удача.
И виделись-то всего пару раз. Про «душу» ничего, поди, и не знаю. А подумать хочется.
Эмигрант.
Очередное переселение народов.
Это люди придумали государства, границы, паспорта. Воробьи и муравьи путешествуют по земному шарику без всяких проблем — если сил хватит.
Вот и мы дожили до переселений.
Поначалу отъезды были «навсегда». Прощались навеки. И вдруг ветхий занавес так одряхлел, что и назад стали приезжать. Просто так. В гости.
К маме. Как Миша Деза.
Рассказывал, живёт в Париже. В Сорбонне трудится. Если поэт — то по языку видно. А кем и как — помалкивает. Вот А. Синявский — понятно. А у этого — не ясно — Сорбонна и всё. Три попугая в дому. У меня тоже жил попугай. Не понаслышке знаю — хлопотно. Забота. Если ему к примеру колбасу давать копчёную, он жир выковыривал, а потом перья на себе выдергивал. Так и сидел на клетке с проплешинами.
Это мой. А у него три. Забота.
И любовницы, говорит, две. Почему-то в Африке — одна черненькая, а другая японка.
Я спрашиваю, а почему две-то?
А чтобы не захомутали, — говорит, — и самому не привыкнуть, и чтоб они не очень не рассчитывали, половина — не целый.
Да ведь и не наездишься. Понятно, что паспорт — не проблема. А деньги-то где накопать.
Приедешь, подарки ведь надо, да и поесть захочется. Нет, нет. Что-то не срасталось в голове от его рассказов. Но другое уже потом меня забрало.
Я это про себя эмигрантской сказкой назвал.
Всё что здесь, в России, осталось — это жуть и мрак. И жалко ему всех нас, не евреев, не отважных, не удачливых. Живём в этом мраке, магазины убогие, на улице темень, нищие по углам, полгода зима. А там — попугаи, японки, Африка, Сорбонна, Париж, свобода, сыто — гуляй не хочу.
И всё это не столько мне, сколько себе, и в который раз ворожба по поводу правильности поступка.
Для этого же надо прилюдно оставшееся здесь изгадить по мельчайшим деталям, изругать, пожалеть и забыть.
Не забывается. Опять едет, и опять ругает.
Как в анекдоте — горожанин за городом, на природе, к выхлопной трубе присосется, чтобы прийти в себя, в привычное состояние.
Миша один из первых «оттуда» мне попался.
1986 год. Потом уже многие наприезжали, и все про это — как там хорошо, и как здесь дурно, и какие они счастливые, и какие молодцы.
Время-то чуть проскочило, и потянулись назад, домой. В гостях — всегда хорошо, а вот насовсем…
Вернутся, и опять претензии — они де с крыльями в печатях, а вы здесь…
Четвертое измерение — время — упущено, господа.
Мы что, мы здесь, с кувшинными рылами, сопли о штаны утираем, вы же заграничные штучки. Эльдорадо там, благодать.
Позировать пришёл, коньячку принёс, пузырёк грамм двести. Экономный. Гарик сгонял, мы и выпили. Как у нас, в глуши принято. Как следует.
А то Париж, Сорбонна, негритянки, японки, попугаи…
Я даже отчества его не спросил…

«Деза Миша».
1986 г.
Чёрный карандаш.
76х57