когда объявили свободу. Все кто ждал её — кинулись что-то делать, а все, кто не хотел, упирались рогом и запрещали, не разрешали или скрывались.
Молодая Оля носилась по Москве, устраивая выставки и судьбы, ночёвки и вечеринки, пиша сценарий и художественные проекты. Она была сценаристом самого первого нашумевшего фильма «Чёрный квадрат», снятого Юзом Пастернаком о художниках-шестидесятниках столицы.
Жила она где-то у чёрта на куличиках, с мужем — талантливым поэтом, и маленьким сынишкой. На стенах гнездились картинки и в углу кто-то всегда ночевал. Иногда сынишку Тишку Олин папа привозил на промежуточные станции метро или вокзал, куда надо было спешить от очередного (или очередной) удивительности — и она всегда опаздывала. Тишка шлёпал ножками за мамой, хныча от скорости.
Свалившаяся свобода быстро расшвыряла гениев по свету. Муж-поэт подался в Америку. Оля куда-то пропала, потом вдруг объявилась, не сама, а запиской на моей выставке.
Потом опять делась надолго.
Возникла странной выставкой рентгеновских снимков своего черепа, цель которой вроде бы была доказать, что она не идиотка, а наоборот здорова.
И в очередной раз пропала. Одного из её любимых художников я встретил в Израиле, про другого услышал, что его картины любит голландская королева… Теперь она живёт в Париже с новым мужем Оливье Мораном, сыном Тимофеем и золотистым ретривером (это собака) Амандой. Дом на Монпарнасе называется «чёрный квадрат».
На втором этаже дома выставочный зал, выше — «дом» — одна комната высотой в четыре этажа, с такой же высоты окном, и чёрными балконами. Дом, как все дома в Париже (наверное?) имеет свою историю — одно время в нём скрывался от ГПУ Троцкий.
В нём, наверное, трудно жить — ходить в халате и тапочках, уголков, где можно приютится не видно. Но им там нравится — московской теперь уже даме и французу Оливье Морану. Вот во что вылилась для Ольги свобода. Да, крыша у дома тоже стеклянная.
И опять ей оказалось мало. Теперь она — директор «Дома фотографии» — одного из новых музеев Москвы. Бесконечные выставки, вернисажи, награды, конкурсы, планы, планы, планы…
Фотография, наконец, и для нас стала искусством и первым, кто заявил об этом, заставил верить, и счастлив происходящим — Оля.
Боречка!
Спасибо, спасибо за всё, За тепло и человечность этой выставки, столь наперекор холодному концепту, гиперу, минимализму и другим артстилям в угоду моде и ситуации.
Вы выстояли наперекор не только заморозкам 70-х, но и ажиотажу сегодняшнего рвачество.
Опять спасибо, как тогда в 86-м, когда я увидела всё это в мастерской, и это было праздником и началом всей моей сегодняшней жизни.
Простите, не могла быть на вернисаже.
Оля Свибловазаписка, на выставке в 1990 году