Фазиль Искандер

ак ни крути,

а всё в России от царей. Да если ковырнуть историю — всегда так и было, а может и будет.
Вожак в стае зверей на земле всегда много значил. И в сказках и в жизни. В то время императором был еще шепелявый, а скуратовым — поэт. Брежнев с Андроповым.
Слухи ходили — поэт.
Потом подтвердилось. Тихий был человек, молчаливый, но шлейф тянул иезуитский. Хотя просто в яму не сбрасывал и на дыбу не пялил. И не гуртом, а каждому свой грузик на шею. Вася Аксенов удумал журнальчик «там» издать. Набрал разных. Издал. Булат и я отказались. Скуратов колокольчики развесил — кому что. А Фазилю совсем вроде ничего. Национальный кадр. И маленькая Абхазия, и можно сделать морду великодушия и мудрости. Да, главное — ведь эпос пишет, свой, абхазский про Чегем и Сандро, а тут побаловался.
В это время мы и познакомились. У Сани Городницкого в застолье. Анечка очень следила, чтоб за столом штучный товар сидел, не весь стол, конечно, но чтоб как бы секция была, амплитуда от барда до лорда. Вполне человеческая слабость, да у дамы, да поэтессы! Как хотите, а человеческое. Без этих — за красных или за белых.
Вот и сидим за столом. Пьем, галдим. Фазиль во главе стола — восточный человек, ритуал блюдёт, весело и хорошо. Потом уж, потом спрашивает, а вот у меня «там» «Кролики и Удавы» вышли, а как бы здесь издать? Совсем уж наш брат обнаглел по прежним-то временам. Но ведь и чуем кожей, дряхлеет двор, ленива опричнина, шепелявый откинулся, поэт взошёл, но на ладан дышит, в больнице безвылазно, молоденького готовит. А старички в очереди все стоят, обморочные. Следующего, не приводя в сознание, вертикально силком ставили. А за ним уже молоденький удилами похрустывает, рокировки придумывает.
Вот Фазиль и спрашивает, а как бы «Кроликов с Удавами» здесь и издать?
Я ему говорю, Фазиль-де, ведь есть у вас у абхазов Абрыскил, ну это вроде Витязя в Тигровой Шкурке или там Ильи Муромца. Я его иллюстрировал как-то. По национальному эпосу вроде шёл, ну как в вузы процент студентов. Блеснул глазом, задумал чего-то под густой шевелюрой, губами пожевал весело.
Потом портрет встретились нарисовать, тоже вроде под «Сандро из Чегема». Но Сандро потом все равно не получился, а на портрет глядя Фазиль и говорит: «Я тебе отплачу — название для твоей серии хочешь? «Последние люди империи». Так и осталось. Так и живёт. И мы так и живём.
Молоденький всё переворошил до собственного испуга, но уж ком пошёл под гору и корыто треснуло и выборы-перевыборы. Фазиль даже в Верховный Совет попал — как умный, как «не тот», как «оттуда». Но недолго поскучал и ушел тихонечко — не царское это дело.
Потом на Кавказе началось, племянников его постреляли в родном нам всем Мухусе. И горько это всё было, и страшно — все камушки и деревья там родные всем.
А дальше — больше, кровь пошла, головы отрезанные, Кавказ взбаламутился донельзя, держава развалилась на все куски. Вроде бы и правильно, ведь принудно всё было, но непривычно только — как же это Грузия — не наша, и в Литву, как в заграницу. Черт те что получилось.
Но мы всё равно сидим у Саньки или у Фазиля, пьём, Ким и Санька песни поют, еды полон стол и к ночи по домам разъезжаемся. Постреливают, поворовывают, ну, а везде-то, как? Стая она везде стая. Главное, нюх проявить — чутьё верхнее. Не опростоволоситься. На Фазиля надо поглядывать. Не ошибёшься.