Анна Наль

огда мы в море купались.

Съехались и бултыхались. Тоник говорит: «Завтра Санька приедет, с женой». Санька — Александр Городницкий, океанический геолог. И один из легендарных бардов 60-х годов. В Сибири и теперь на его могилу водят — автор «тех» песен. Его самого даже водили. Чуть вправду потом не прибили, когда сказал, что это он — он, а не он — он".
Приехали. Остроносый. Загорелый, глазастый. А рядом — глаз не оторвать. А как заговорила — мне и конец. Не знаю как кто, а я от голоса, ну просто…
А если прибавить к этому ах-фигуру и умного цвета волосы. Четыре октавы в просто разговоре. Имма Сумак — была в нашей юности такая певица из Южной Америки. А тут вот, прямо в Гульрипше, в столовой за соседним столиком.
Через пару дней Санька на меня уже зверем глядел. Для покоя я даже роман решил завести с «чукчей», но её сначала горбун охранял, а потом бешеная собака покусала.
Анна стихи пишет. Тихо пишет. Удивительные.

Когда на крайнем рубеже
ты остановишься невольно,
быть может, этого довольно —
теперь и собственная воля
вне подозрения уже.

Опережая результаты
контрольных опытов души,
она удерживает жизнь.
Есть гармонический режим
в освобождающейся тайне.

И ты, проснувшись среди ночи,
Вдруг вспоминаешь о себе
и убеждаешься воочью,
что всё угадано в судьбе,
но только что — не вспомнить точно.

И возникает расстоянье,
которого не перейти,
оно условие пути
и первый признак расставанья
со всем, что будет впереди.

Не потому ли так легка
стигийской ласточки опека,
чье одиночество как эхо
к существованью двойника
высокой нотою припето.

Она заманит на постой,
по гроб обяжет перекличкой
с бузинной дудочкою птичьей:
вот клетка, форточка, вот стол,
вот век — бери его с поличным!

Трудись, задержанный в живых,
ветра опробывай листвою,
корнями землю эту строя,
уже как зданье обжитое
для странствий будущих своих.

Уйдешь — набросят покрывало.
Как осень кружево лежит.
Оса придушенно жужжит,
цепляя прочность матерьяла.
А жизнь, как петелька, бежит…

Скрывала долго. Теперь чуток осмелела. Недавно вечер её случился. Я ей говорю, давай портрет привезу, а она — что у меня, похороны?
Но я всё равно привёз. Все радовались. И ей пришлось четырьмя октавами поулыбаться.
Добрая, умная. Саньку бережёт, дом держит, друзей мирит и пиры закатывает. И стихи пишет. Тоника вот только нет.